Попадая в инсталляцию Егора Плотникова «Противоположный берег» зритель оказывается в пустом белом пространстве, которое символически обозначает реку. В европейской культуре река — это устойчивая метафора времени, а символическое обозначение времени пустым пространством создает меланхолический образ неподвижной, стоячей воды. Это сюрреальное ощущение подчеркивает оставленное на одном из берегов кресло: иссушенный пейзаж, глины и травинки, неприглядный ландшафт и вдруг кресло с белой обивкой. Художник ставит зрителя в ситуацию необходимости выбора, к какому берегу плыть? Этот тревожный метафизический пейзаж деформирует тему уютного дома, привычного места обитания и доводит мотив родной природы до сюрреалистического извода. Зритель-путешественник оказывается в стоячей воде, меж двух иссушенных берегов, в опустошенном времени.

Мария Сафронова работает с советском наследием и его присутствием в настоящем, исследуя тему пребывания прошлого в современности, длящегося состояния. «Суровый стиль» памятников и социалистических монументов, начинающих превращаться в руины, по-новому раскрывается при помощи детей, насыщающих их импульсом витальности. Однако влияние взаимообратно: дети заворожены иллюзорной вечностью, медиумом которой являются монументы. В детстве художницу завораживали мемориалы советской технике своим масштабом: они давали возможность прикоснутся к живому металлу как к памяти, даже если металл многократно перекрашен и монумент превратился в своего рода палимпсест. Под этой красочной скорлупой и залипшими деталями ощущалась вибрация скрытой мощи, странно видеть эту технику застывшей — кажется, такой монстр может проснуться после глубокой спячки. Пейзажи Сафроновой пустынны и это также вызывает дискомфорт, создает сюрреальное ощущение, из живых людей здесь только дети, кажущиеся призраками вне времени: в конце концов темпоральные скачки имеют свои побочные эффекты и путешественник во времени может оказаться в пространстве вненаходимости, то ли в прошлом, то ли в настоящем, то ли в (анти)утопическом будущем.

Александра Бетеева обращается к важной для современного искусства теме архива, вот что говорит художница: «Меня интересует архив. Образы, помогающие точнее увидеть и понять прошлое, подобны находкам при раскопках: недостающая, но внезапно найденная часть предмета делает представление о нем целостным. Меня интересует фотографический канон. Герои снимков чувствуют себя комфортно в глазах фотографа. Взгляд, который не мой, вызывает у зрителя вопросы о том, какую роль играет художник. Создавая эти образы, я как художник стремлюсь передать сокровенность этих личных моментов» — художница перерисовывает снимки из семейных альбомов, совершая двойной межмедиальный перевод. Вначале реальный отрезок времени запечатлевает техника, потом вновь происходит преображение и художница вручную переводит снимки в живопись: сколько же после всех этих технических манипуляций остается реального в запечатленном мгновении? Диалектика рукотворно-реального и документально-технического становится важной темой для художницы, путешествие здесь становится не только теморальным, но и интермедиальным.

К теме виртуального путешествия обращается Максим Корольков в работе из серии «Знаменитый песочный плащ». Героиня этой серии Корольков знаком почти четыре года. Ей 87 лет, с шестого по девятый года жизни она пережила всю блокаду Ленинграда. Война лишила возможности стать тем, кем она могла стать… Однако она стала героиней самой дорогой для художника серии работ. Как отмечает Корольков: «ей ничего не нужно делать, изображать, она просто появляется в том или ином месте, и ты видишь вокруг неё готовую картину» — серия не документальна, но посвящена общечеловеческим проблемам, например, старению и не прожитой — или прожитой не в полную силу — жизни. Виртуальная реальность становится для героини метафорой освобождения от дряхлеющей оболочки при жизни, показывает, что истинная суть человека это его горящие внутри него страсти, чувства, помыслы, а зримое внешнее меняется и слабеет. Этот драматический разрыв помогает преодолеть (и одновременно заострить) технологическое путешествие.

Сегодня многие философы отмечают сближение техницизма и религии, иногда дидактически предостерегая людей от чрезмерного доверия современным технологиям. Однако другие мыслители как раз разграничивают технику и духовные поиски: первое становится медиумом или формой, второе — содержанием. Так, работа художницы Маду Ахмедовой «Cyber Dakini» олицетворяет фантазии о мифических персонажах Дакини в тибетском буддизме, носительницах тайных учений, и о том, как они могли бы выглядеть в далеком киберпанк-будущем, в котором поменялось все, кроме истины. Изучая дзен-буддизм, художница размышляет о точке во времени и пространства в которой соединяется прошлое и будущее, взаимно исключая друг друга, и образуя пустоту, которая в восточных религиях трактуется позитивно, в качестве чистого потенциала, в отличие от негативной интерпретации западноевропейской философии. Эта парадоксальная наполненная пустота подобна одновременно стоячей воде и парению в виртуальной невесомости — так, дзен-буддизм и киберпанк-фантазии переплетаются в едином пластическом образе.

Путешествие становится для Халимы Саидудиновой возвращением одновременно в детство, в прошлое своей семьи и народа и символическим воскрешением родного человека. Работа Саидудиновой «Дедушка» посвящена недавно ушедшему близкому человеку, вот что пишет о нем художница: «Он всю пенсионную жизнь держал отару баранов, и каждый раз, когда я туда приезжала, для меня это было как телепортация в прошлое. В его доме ничего не поменялось за десятилетия. Он прожил почти сто лет и все вокруг было такое же старое — буфет, фоторамка с кучей фотографий, калитка, кровать, печка, которую топили кизяком…» — в работе народные традиционные мотивы и орнаменты переплетаются с архетипическими общемировыми символами такими как странник с посохом, идущий своей дорогой. Так, история семьи художницы сопоставляется с тотальными образами-знаками.

Апанди Магомедов один из ведущих современных дагестанских художников, мастер рельефной живописи, работающий с необычным материалом – кизяком. Художник черпает вдохновение в горах и в орнаментах народного искусства, в традициях и истории своего края, работая в авторской манере «рельефная живопись». Работа «Основа» посвящена попытке вывести сущностное ядро, структуру и дух края, где Магомедов живет и работает. Интересно, что за основу живописного произведения взяты текстильные орнаменты и тканевая фактура — так, традиционные мотивы путешествуют сквозь разные виды искусства и медиумы.

Для художника Антона Кузнецова поездка в пермскую область стала поводом для размышлений об археологии времени, о том, как сквозь природные ландшафты проступают временные пласты, как в обыденном скрываются первоосновы: художник вспоминает о том, что когда-то давно на этой территории располагалось древнее море — природа становится палимпсестом и вытесненная архаика возвращается в причудливых и порой курьезных формах. Так, пустые автобусные остановки чудятся оставленными морской фауной раковинами, а небо опрокидывается и становится верхними слоями моря. Кузнецов вспоминает: «По этим загадочным маршрутам следуют почти пустые автобусы, и память места становится призрачными моллюсками-спиралями, дрейфующими в пространстве и времени аммонитами. Такое странное столкновение разных временных пластов реальности возможно только в дороге, когда я чувствовал, что иду по дну древнего моря».

Коллажная техника работы Михаила Абрамова «Пейзаж с мотоциклистом» становится визуальной метафорой ощущения свободы, дарованного вольготным путешествием, которое воспринимается как освобождение от временных и пространственных рамок: «И нет уже разницы где дорога, где небо, где горы - все это одна масса энергии движения и жизни. Путешествие продолжается!»

Тема странствующих циркачей и артистов — один из распространенных в отечественном и мировом искусстве мотивов, связанных с темой путешествия. Можно вспомнить таких разных художников как Леонид Соломаткин и Пабло Пикассо, на ум также приходят мультфильмы «Бременских музыканты» и «Приключения поросенка Фунтика». Циркачи могут быть трактованы комически, трагически и трагифарсово — в общем, традиция, к которой обращается Сережа Фили, обширна. Циркачи на картине художника заняты делом, т они дают сумасшедшее представление: их анимационная пластика и внешний вид помогают им в этом. Персонажи фантазийны и разнообразны: здесь есть жёлтый силач, ловкий эквилибрист и даже гимнастки в гриме! Местные жители собрались, чтобы посмотреть это шоу, и приглашают посетителей выставки к ним присоединиться.

К веселому авантюрному приключению обращаются художники Вова Перкин и Дима Маконда, конструируя свои фантастические миры, Перкин и Маконда создают балаганный цветастый универсум, перекладывая нарративы всемирной приключенческой литературы на своих мультяшных персонажей: «Контрабанда кристаллов на таком ледяном гиганте - дело опасное. Никто не знает, сколько искателей приключений было кинуто здесь своими подельниками…»

Во время путешествий необходимо делать привалы: это могут быть туристические лагеря, привал с палатками во время похода, или быть может пикник на природе. В работе Лизы Плаксы привал-пикник объединяет в одном расслабленном пространстве тех, кто в рамках «нормативных» природных правил должны быть смертельными врагами, хищником и жертвами: это козлята и волк. В зеленой орнаментально-цветочной невесомости козлята и волк сбрасывают с себя предписанные фольклором роли и становятся тусовкой хиппи.

Призрачный пейзаж Анны Лапшиновой растворяется в пространстве белого листа: чистый лист оказывается резервуаром многочисленных возможностей, тысячи дорог, призывающих путника в пространстве искусства отправиться в путешествие, этим путям необходимо проявиться в потенциальности белой непритязательной бумаги. Фактура листа складчата, что намекает как на «путевую» природу произведения (для удобства путешественник складывает в карман записную книжку), так и представляется философской метафорой странничества: бродяги, путники, беженцы и изгои теряются в складках бытия…

Путешествие не обязательно связано с физическими передвижениями, мы совершаем воображаемые странствия всякий раз, когда стимулируем наши мысли во время чтения книг. Хорошая книга вмещает в себя целый мир, который приглашает нас прожить ненормативный для нашей обыденности опыт. Кроме того, текстуальность мира была открыта философией XX века, структурализмом и семиотикой: весь мир как коммуникативная структура, как книга, которую необходимо прочесть, даже как множество историй — все это наследие философии XX века, которое мы осмысляет до сих пор. Мудрый человек открыт к опыту множества книг, каждая из которой дополняет другую, дешифруя друг друга, составляя из себя метатекст. Об этом в своей работе «Книга книг» размышляет Максим Болгов: тотальная книга — это множество книг, — и выставка «Дневники путешествий» предлагает прочесть множество дневников, чтобы в их множественности открыть для себя наиболее полную картину того, чем может быть путешествие.